На юг

Смотреть

Совместно с Александром Марковым

Однажды мы решили, что пора исследовать «новые земли», и отправиться на парусном катамаране к югу от Красной губы, туда, где мы еще не бывали. В поход мы отправились вчетвером: я, мой сын Дима, Саша Марков и его средний сын — Данюша.
В путешествиях в этом уголке Белого моря удивительно то, что здесь все является одновременно и совсем простым, игрушечным, близким, и в то же время, совсем настоящим, с элементами автономных путешествий. Вроде ты плывешь недалеко от берега или сквозь череду островов, удаляясь от суши, максимум на два километра, но в любой момент можешь оказаться в плену шквала, стремящегося унести тебя неизвестно куда. И, если тебе удастся зачалиться на каком-либо безлесном островке, то шторм может держать на нем несколько дней, и хорошо, если у вас будет пресная вода, если вы не окажетесь залитыми дождем без дров или живущими бок о бок с медведем…
Хорошо плыть под парусом при попутном ветерке! Но эту роскошь предоставляет матушка-природа не часто. Почему-то чаще дует встречный ветер, и тогда медленно-медленно галсами ты продвигаешься вперед. А бывает ведь и штиль или, что еще хуже, слабый встречный ветерок. Тогда приходится браться за весла…
Путешествие наше началось в Нижней Пулонге, в Чупинской губе.
Надо заметить, что долгое время мы называли этот поселок «Полунгой», почепнув название с карты-двухкилометровки. Скорее всего, это ошибка картографов. Местные же зовут ее Пулонгой и шутят: «если Пулонга не город, то и Волга не река». Когда-то в этих краях жил знаменитый поморский сказитель Матвей Коргуев. Раньше в Пулонге ежегодно устраивали веселый праздник, посвященный памяти сказочника. На живописной поляне всего в сотне метров от моря построили «Сказочный корабль Матвея Коргуева» — красивый деревянный парусник с высокой мачтой. Корпус корабля был сделан из старого, списанного МРБ (малого рыболовецкого бота), но об этом, не зная, нельзя было догадаться — мастера потрудились на славу. Лет десять назад праздники прекратились (теперь их отмечают в Чупе — самом большом поселке района). Пулонгские женщины вздохнули с облегчением — слишком уж усердно их мужья на празднике поминали славного сказочника. Волшебный корабль потихоньку гниет на полянке: мачта упала, резные доски отвалились…
Сейчас деревня быстро вымирает. Зимует в Пулонге лишь несколько пенсионеров, остальные жители давно перебрались в более благоустроенную Чупу, а кто и в большие города. В родную деревню бывшие пулонгчане наведываются только летом, а местные старики презрительно называют их за это «дачниками». Работы в деревне нет, а море и тайга уже не могут прокормить поморов, как встарь. «Страшно зимой в Пулонге, жутко», — рассказывает старый шахтер и рыбак дядя Коля Шубин, один из немногих, кто наотрез отказался менять построенную своими руками избу на берегу моря на квартиру со всеми удобствами в Чупе. — «Целый день темно. Снегом заметет — не откопаешься. Дороги никто не чистит. До колодца не добраться. Берем воду с моря, из-подо льда — рядом речка впадает, и вода под самым льдом почти пресная».
«А можно ведь, наверное, снег топить?» — спрашиваем мы. Дядя Коля возмущается: «Ну нет, до этого мы еще не дошли, снежную воду пить…»
Народ вымирает целыми семьями. Приезжая сюда из года в год, каждый раз недосчитываемся кого-то из знакомцев: кто погиб в пьяной драке, кто заснул пьяный у костра и не заметил, как загорелись сапоги, кто попался на краже водки из магазина и получил срок… «Пять зэков сейчас в Пулонге, — говорит дядя Коля, — Многовато для маленькой деревни. Мы со старухой и в Чупу не можем съездить — дом не оставишь без присмотра, мигом все вынесут».
Погода стояла солнечная, дул слабый ветерок. Пока мы собирали катамаран, ветер все усиливался и усиливался…
Битый час потратили на то, чтобы покинуть берег. При таком ветре можем попробовать плыть по Чупинской губе. Но решили не рисковать и заночевать, немного отплыв от поселка.
На следующий день в первой половине дует попутный ветерок, благодаря которому удается уговорить Саню плыть к острову Черемшиха.
По дороге заправляемся хорошей пресной водой из озера на мысу Картеш.
Саня вздыхает, что в очередной раз не зайти ему в деревню Кереть. Мы с Димой когда-то проплывали мимо этой деревни, но тогда о ней ничего не знали, и у нас не было интереса туда попасть…
Кереть — старинное поморское село. Наш старый друг, коренной помор Володя Панарин, был родом из Керети. Он рассказывал, как до войны, в годы его детства, в Керети случился пожар, спаливший всю деревню. Дул сильный ветер, огонь быстро перекидывался с одной избы на другую. Надрывно бил колокол на деревянной колокольне керетской церкви. Сгорела и церковь. Потом, среди дымящихся руин одного из домов, мальчишки нашли бочку варенья, расколовшуюся от жара. Варенье растеклось по золе и углям. Пацаны обрадовались: кто ложкой, а кто и так, горстью, принялись уплетать редкое в те времена лакомство. Но недолго их пир продолжался: откуда ни возьмись, появился мужик с ведром, разогнал мальчишек и давай варенье в ведро нагребать…
После пожара отстроиться заново — для поморов дело невеликое. Не пожары погубили Кереть, а реформы. Сначала, во время коллективизации, почти все поморы были жестоко «раскулачены». Ведь в этих краях никогда не было ни помещиков, ни крепостного права. Поморы были люди хозяйственные и зажиточные. Одним словом — кулаки. Дед Володи Панарина имел свой парусник, ходил на нем в Архангельск и на Новую Землю бить морского зверя. После коллективизации из поморов чудом уцелели лишь отдельные семьи. После земля снова заселялась — потомками ссыльных, строителей Беломорканала и заключенных Соловецкого Лагеря Особого Назначения…
Мероприятия по «укрупнению» деревень и налоги на домашнюю скотину подписали Керети окончательный смертный приговор. Остатки жителей перебрались в Пулонгу, среди них и Володя Панарин со своей матерью, в то время уже вдовой — Володин отец погиб на фронте в самом начале войны. Сейчас Кереть постепенно снова оживает — кое-кто из местных строит там себе летние дачи.
Еще там бывают ихтиологи и работники рыбнадзора. Кереть стоит возле устья одноименной реки, и река эта – единственное во всей округе место нереста семги.
Не пошли мы к Керети, а гонимые попутным ветерком двинулись на восток, к Черемшихе. Вдали, немного севернее нашего направления, видим знакомые очертания горы Шеврухи, Красного мыса, манящий силуэт маяка.
Едва мы миновали мыс Картеш, ветер резко поменял направление: стал встречным и начал быстро набирать силу. Зачаливаемся в тихой заводи между островами. Надо отдохнуть перед серьезной работой — идти ведь придется галсами в очень узком проливе между островами Сидоровым и Кишкиным.
Двигаться под парусом непосредственно против ветра невозможно. Приходится идти зигзагами — так называемыми галсами. Но от намеченного пути отклоняться хочется минимально. Для этого параллельно основному парусу, гроту, между мачтой и носом корабля ставится еще один треугольный парус — стаксель. Он дает возможность двигаться с приемлемой скоростью под меньшим углом к ветру, чем если бы тянул судно один только грот. Достигнув одного из берегов, меняем курс, поворачивая к другому берегу и подставляя ветру другой борт. Приходится и паруса перекидывать на другую сторону, да так, чтобы они снова надулись ветром. Это не просто, особенно когда приходится делать очень часто. Грот — это Сашина работа, со стакселем управляются мальчишки.
Несколько часов борьбы с ветром и мы на Черемшихе. Хорошо, что оплыть остров нам не удалось. Когда попробовали — нас о скалы чуть не размазало. Худо бы нам пришлось там. Ведь южная сторона острова — высоченные неприступные скалы!
Но заход на Черемшиху стоил приключений. Остров удивительный: высокие — скальные берега, глубокие расщелины, небольшие живописные озера и… закаты. Эти разноцветные картинки Белое море показывало нам с этого дня каждый вечер.
На следующий день, проплыв мимо Пежострова, мы достигли коренного берега. Благополучно миновали опаснейший мыс Шарапов и продолжали свой путь в сторону Калгалакши.
Мыс Шарапов — это почти отвесная каменная стена, протянувшаяся примерно на километр вдоль берега и обрывающаяся прямо в море. Под скалой — камни и мели. Во время ветров у Шарапова бушуют громадные волны и образуются сильные течения. Местные жители считают мыс Шарапов самым опасным местом на всем побережье. Много рыбацких лодок погибло под этой скалой, будучи прижатыми к ней течением, и разбитыми в щепки волнами.
За Шараповым по берегу часто попадаются горелые леса. Лето в этих краях недолгое, но теплое. Бывает и настоящая жара градусов в 25-30. Иногда в июле случаются сильные засухи. В это время сухие мхи и лишайники, образующие лесную подстилку, готовы загореться от любой искры. Даже тщательно погашенный костер может стать причиной пожара, если развести его на каменистой почве, где между камнями вклинились прослойки торфа и древесные корни. По этим «тайным ходам» огонь может проползти под землей несколько метров, а потом вырваться наружу и уничтожить десятки гектаров леса. Северная растительность после пожара восстанавливается медленно. Из года в год мы следим за тем, как природа пытается залечить следы одного из лесных пожаров, случившегося около 20 лет назад. Черничники и брусничники там уже частично восстановились, а вот ягель — олений мох, придающий северным лесам непередаваемую красоту, даже не начал расти. Что касается деревьев, то первые крошечные сосенки — четыре хвоинки на тоненькой палочке – появились лишь на восьмой год после пожара. Говорят, для полного восстановления сгоревшего соснового леса нужно не менее ста лет…
Необычно выглядят горелые прибрежные тундры через несколько лет после пожара. Вместо толстого упругого ковра ягодников и приземистых кустиков красной смородины — тонкий слой ярко-зеленого мха и торчащие кое-где одинокие цветочки (скромные дикие гвоздички, ароматные любки, ромашки). Самая неприятная особенность горелой тундры — чудовищные тучи мошки, от которой не помогают никакие репелленты. Эти мельчайшие, но ужасно кровожадные и больно кусающиеся насекомые способны пролезть в самую крохотную дырочку в палатке, и горе тем туристам, кто должным образом не позаботился о герметичности своего убежища…
На море есть вечная проблема — пресная вода. Если лето дождливое — на скалах стоят лужицы, если сухо, то надо знать места, где вода есть и не забывать вовремя пополнять запасы. Заходим за водой на мидиевую ферму, находящуюся у бывшей деревни Соностров.
Деревня расположена в одном из самых живописных мест на всем Карельском берегу. Здесь в море впадает Сонрека, а от морских волн и ветров деревню закрывает длинный гористый остров. Поморы прозвали его Соностровом, потому что здесь, в тихой безопасной гавани, они обычно спали после трудного дневного перехода. Соностров расположен как раз на расстоянии дневного перехода от обеих ближайших поморских деревень — Гридина и Керети. Как видно, поморы на своих тяжелых карбасах, на веслах или под прямым парусом, проходили в день большее расстояние, чем мы на своем легком катамаране с «фирменной» парусной оснасткой.
Деревня была ликвидирована во время «укрупнения». Сейчас от нее осталось лишь несколько полуразрушенных домов, почти скрытых в буйных зарослях травы. Сочное, благоухающее разнотравье вышиной в рост человека — редкость в здешних местах. Люди до сих пор приезжают сюда из дальних деревень на моторках, чтобы накосить сена своим барашкам.
На Сонострове находится последняя действующая мидиевая ферма на Белом море. Владеет ей рыбозаготовительная компания из города Беломорска. Работники фермы могут продать проплывающему туристу немного мидий, а иногда даже разрешают набрать их бесплатно с подводных канатов.
Затарившись водой и мидиями на плов, продолжаем плавание.
Плыть вдоль прямого берега достаточно однообразно. Даже как-то теряешься в пространстве и времени, не понимая, движешься ты или нет. Очень не просто найти здесь место для стоянки. Зато во время сплава можно встретить белуху — самого умного морского зверя.
То и дело из воды показываются их длинные, гладкие белые спины. Впрочем, белухи белые не от рождения: сначала они коричневые, а с возрастом белеют. На Белом море работают ученые, изучающие «язык» белух. Как и их родственники — дельфины — белухи общаются между собой при помощи сложных звуковых сигналов. Людям пока удалось расшифровать смысл лишь немногих из них: известны белушьи «слова», которыми мать призывает детеныша, предупреждение об опасности и некоторые другие. Несколько сотен слов остаются неразгаданными…
Белухи иногда подплывают совсем близко к байдаркам и катамаранам туристов. Весит взрослая белуха несколько центнеров, и при желании ей ничего не стоило бы разбить байдарку ударом хвоста. Однако этого никогда не случается. Однажды мы чуть не налетели на белуху. Катамаран мчался с большой скоростью, как вдруг впереди, на глубине не больше метра, показалась огромная белая туша. Менять курс или поднимать шверт было поздно. Столкновение казалось неизбежным, но в самый последний миг белуха шевельнулась и погрузилась чуть глубже. Шверт пронесся над ее спиной.
И вот, наконец, берег меняет свои очертания — впереди Гридина губа. Самого поморского села Гридино отсюда не видно — его скрывают груды островов. Если двигаться с юга, село увидишь сразу, с севера же не заметишь, пока не упрешься. Гридино — удивительное место. Расположилось оно на каменистом склоне в глубоком морском заливе. Ярусами бегут по скале улицы. Не просто улицы — деревянные мостовые. «Идите по главной дороге, никуда не сворачивая» — объясняет мне местный житель, как найти дом продавщицы. Хорошо оно сказано — никуда не сворачивайте. Ведь свернуть — это подняться по деревянной лестнице с одного яруса деревянных мостовых на другой.
После Гридина губы начинаются сплошные острова — луды. Проплываешь мимо острова, а с него с громким криком срывается стая чаек. Высаживаешься на луду — такой шум-гам поднимается. Беспокойные мамаши-птицы: крачки, чайки, кулики-сороки кружатся над тобой, пикируют, с острова гонят. Из-под ног то и дело выскакивают какие-то «курицы» с цыплятами, спешно спрыгивают в воду гаги с утятами.
А меня влекли далекие маяки. Так хотелось заплыть куда-то далеко в море, залезть высоко-высоко на маяк и смотреть вокруг, любоваться голубыми далями.
И вот удалось уговорить Саню сплавать к маяку на луде Нахконица. Остров этот выдается в море километров на пять. Правда, почти четыре из них тянутся гряды островов. Думаю, будь в это утро прилив, не видать бы мне маяка — ведь плыть вдоль берега безопаснее. Но был отлив, и сколько видел глаз, прохода между островов и камней не было. Море было спокойным. И Саня решился. Даже оправдание такому пути нашел, что это у нас такой большой галс.
Как там было хорошо! Какие просторы! Как всегда, кружили крикливые крачки, ковыляли ленивые гаги с выводками. Впервые за наше путешествие тюленей встретили.
На гладком удобном камне расположились тучные зверьки. Смешно было наблюдать, как бесформенная туша, подпрыгивая, и переваливаясь то со спины на хвост, то с боку на бок, перемещается по суше. Но вот спасительная вода — и «серый мешок» грациозно скользит по воде. Почуяв нас, тюлени стали прыгать в воду. Мы замерли. Постепенно звери стали к нам привыкать и возвращаться на насиженные места.
Летом на Белом море можно встретить два вида тюленей: нерпу и морского зайца (лахтака). Отличить их легче всего по размеру: нерпа маленькая, около метра длиной, заяц — вдвое крупнее. Тюлени питаются селедкой и часто воруют улов у рыбаков из сетей. Причем сети при этом рвут беспощадно. А если уж тюлень запутается в сети, выпутать его оттуда практически невозможно. На передних ластах у тюленей длинные, крепкие когти, похожие на медвежьи.
Когда тюлень плывет, высунув голову из воды, он похож на усатого лысого дядьку. Многие новички на Белом море так обманываются: «Ой, смотри, холодно-то как, а вон мужик усатый купается!»
На маяк, к моему великому сожалению, не забраться — наверх ведет только приставная совсем ржавая ветхая лестница…
С острова отплываем под неистовые Санины крики, что ветер усиливается, и что теперь нас точно унесет в море…
Но в море нас не унесло. И ближайших островов удалось достичь до начала шторма. Как всегда галсами идем вдоль гряды мелких островов. Чалиться негде. При уже сильно разгулявшейся волне встаем на одном из островов Бережной Лехлуды.
Шторм продержал нас на острове три дня. За это время мы хорошо изучили приютивший нас остров.
Был он километра полтора длиной. Юго-Западная часть, где мы поставили лагерь — тундра, остальное — лес, в центре которого — небольшое озерцо с множеством медвежьих следов по берегам. На противоположном конце острова мы обнаружили аккуратную избушку. Хозяев не было. Возле избушки повсюду сушилась ламинария — морская капуста. Как мы узнали впоследствии, заготовка этой водоросли – главный заработок для жителей близлежайшей деревни Калгалакши. Подсушенную ламинарию прессуют в плотные брикеты весом килограмм по двадцать каждый. На что потом используется морская капуста, местные жители не имеют никакого представления. Им важно, что за короткий летний сезон они могут на этой капусте неплохо подзаработать.
В избушке было чисто и уютно. К стене был прибит лист бумаги с сакраментальной надписью примерно следующего содержания: «Спасибо семье Таранухиных за образцовый порядок в доме. Пришли мы сюда такого-то октября такого-то года голодные, мокрые и продрогшие. Нашли здесь все необходимое, чтобы переждать непогоду. Так держать, поморы!»
Поскольку в качестве единственного полномочного представителя семьи Таранухиных в наличии имелся только начальственного вида котяра, поговорить нам было не с кем, и мы вернулись в лагерь. Шторм продолжался, а на другой день к нему добавился проливной дождь. Возмечтав о теплой печке и домашнем уюте, мы отправились в гости к коту. Мокрые до нитки, вошли мы в избу и обнаружили, что за ночь ее население пополнилось. Нас встретили сами Таранухины: глава семейства с женой, их сын, невестка и трехлетний внук. Пока нас поили чаем, мы узнали много интересного о жизни калгалакшских сборщиков морской капусты. Таранухин-старший поведал, что на острове (который он по праву считает своим) действительно живет медведь. «И пусть живет, я своего медведя никому в обиду не дам». А недавно в деревне Калгалакше на берег выбросило маленькую белуху. Весом всего килограмм в сто. Собрался народ, все глазеют, а помочь никто не догадается. А один мужик говорит: «Я ейную печень возьму, котлет себе наверчу». Конечно, печень он возьмет, а всему остальному — пропадать? И тут белуха посмотрела прямо в глаза старшему Таранухину, и такой у нее был взгляд, что не выдержал старый помор: схватил шест, начал несчастное животное в воду спихивать. Насилу управился, и никто не помог даже. Но белуху он спас.
Немало мы наслушались подобных историй, и все было бы совсем хорошо, если бы не проведали хозяева острова о том, что у нас есть немного спирта. А он им как раз очень был необходим для лечения больных и недужных членов семьи. В общем, пока мы весь спирт им не отдали, не было нам покоя на Бережных Лехлудах…
Минула уже половина времени, отведенного на наше путешествие. Изначально мы рассчитывали, если будут попутные ветра, доплыть до Кеми. Ветра же всю дорогу были встречными, и мы решили, сделав еще один переход вперед, двинуться в обратный путь. Правда, обратный путь он не совсем обратный, вернее, он совсем не такой, как пройденный. Ведь и плывешь не совсем так, а уж стоишь точно на других островах, любуешься совсем другими картинками.
Удачно добрались мы до мыса Парусница. День стоял теплый. Солнце нагревало камни, и в прилив вода на них кипела. Раздолье для детей!
Ночью над нами разразилась гроза. Сверкала молния, вторя ей, гремел гром. Дождь хлестал по нашим капроновым домикам. Катамаран со своей высоченной металлической мачтой стоял на берегу рядом с нашей палаткой. Как не хотелось, чтобы в нее ударила молния!
В начале следующего дня дул веселый попутный ветерок, по которому мы почти пересекли Калгалакшскую губу. Но ветер утих, и нам пришлось взяться за весла. Шел отлив, и нам сложно было подойти к берегу. А на нас опять надвигалась туча. Опять гремел гром. А встретиться с грозою на море очень опасно.
Берег ближе, и гроза ближе. Берег еще ближе, и гроза еще ближе. И все же успеваем. Судорожно ставим тент. И тут на нас обрушивается стена дождя…
К вечеру на веслах достигли острова Зеленые луды. Надо вставать на ночлег. Но чудо! Задул попутный ветер. Да какой! Такого пропустить нельзя. Идем прогуляться по луде, размять затекшие ноги, забраться на геодезическую вышку, с которой видно далеко-далеко…
На многих островах и заметных частях побережья стоят деревянные вышки разной формы и величины. Это триангуляционные вышки (так называемые триангулы) и вышки геодезические. Поставлены они были в те времена, когда топосъемка производилась вручную. На заметных местах ставили триангулы, а с вышек измеряли углы между ними и расстояние. Так составлялись карты. Теперь эти вышки давно не нужны. Ведь вся съемка местности производится с помощью спутников. И гниют эти памятники первым геодезистам и топографам, разрушаются. Мы почти всегда, завидев такую вышку, причаливаем к берегу, и пытаемся на нее подняться. Но часто это бывает очень опасно или совсем невозможно. Сгнили вышки…
Когда мы выбрались на остров, громадная птица с шумом вылетела прямо у нас из-под ног и величаво уплыла в небесную даль, преследуемая вопящими чайками. Это была редчайшая птица беломорья — орлан-белохвост.
Итак, несмотря на поздний час (ночи пока еще были белыми), мы пустились в плавание. До ближайшего острова было километра три. Минут десять мы летели «на всех парусах». Но ветер, как всегда, в самый неподходящий момент стих, и мы, как всегда, взялись за весла. А нас нагоняла очередная гроза…
Мы успели достичь суши, а именно, луды Большой Варбулды. Мало того, мы успели поставить палатки и развести костер. И еще мы опустили мачту корабля — с молнией шутить не хотелось. И тут…
Я посмотрела на небо и замерла. К нам приближалась не обычная туча. Она была черная-черная с лиловым оттенком, и шла ровным фронтом. Вниз от нее свисали белые клочья. И эта зловещая махина, пересекая все небо, двигалась на нас. Из-под камня, на котором я стояла, раздался восторженный голос Данюши: «Я давно на нее смотрю».
И тут налетел шквал. Тент сорвало. В тот же миг хлестанул дождь.
Мы держали сломавшийся кол, стоя под тентом. Ветер пытался его унести. Хотя дождь и стремился залить костер, ветер раздувал его еще сильнее. В котелке бурно кипела картошка.
Гром раздавался одновременно со вспышкой молнии — гроза была прямо над нами…
Минут через десять все стихло. Мы поставили новый кол под тент, и спокойно уселись есть сварившуюся во время грозы картошку.
Следующее приключение нас поджидало в Гридина губе.
Погода была неважная, собирался дождь, и мы пристали пообедать к стоящей на острове избушке. Пока мы отдыхали, дождь как начался, так и закончился, и поменялся ветер. Было очень обидно вместо небольшого попутного ветерка получить столь же небольшой встречный. Но, делать нечего, надо до закрытия магазина успеть в Гридино. Так что весла в руки — и вперед. Постепенно ветер стал усиливаться. Грести против него уже не имело смысла. Подняли паруса, чтобы идти галсами. И тут налетел шквал. Ветер рвал парус из Саниных рук, пытаясь унести нас в открытое море. Волны разбивались о нос корабля, взвиваясь в высь снопами брызг. Чуть тише… И новый шквал…
До Гридино мы добрались. Но как не хотелось снова садиться на катамаран!
В следующие дни погода установилась солнечной и очень теплой. Хотя ветер так и не стал попутным.
Постепенно возвращаемся в места, более привычные взгляду. Если большинство стоянок у нас было на открытых местах — в тундрах, теперь ночуем в роскошных сосновых лесах.
Полюбовавшись красно-буро-лилово-черно-сиреневым закатом на острове Сидорове, решаемся на последний бросок к Красному мысу по большой остаточной волне с моря.
При начавшемся отливе успеваем проплыть между Красным мысом и островами Кемь-луды. Попади мы сюда чуть позже — пришлось бы ждать прихода воды. Слишком мелко здесь становится в отлив!
Путешествие закончилось. А впереди, в Красной губе нас ждали добрые друзья. Нас ждали песни у костра, рыбалка, купание в море, жаркая баня и бесконечные деликатесы, которые мы готовим из даров поморской земли: из рыбы, грибов, ягод, мидий и ламинарии.