На остров за любимым

Смотреть

«Я поеду с тобой хоть на край света», — говорим мы любимым…
Вот я и поехала. И ведь не только потому, что безумно любила, но и потому, что всю жизнь мечтала жить в лесу, вдали от цивилизации. В дебрях с любимым человеком…
Посетить Шантарские острова я собиралась давно. И вот, наконец, летом 2005 года я туда попала. Но самым неожиданным и невероятным было то, что кроме удивительных красот этого дивного уголка, я нашла там свою любовь…
Миновала зима. В марте я еду на Шантары уже не туристом, а учеником метеоролога. Еду жить на метеостанцию Большой Шантар. Жить с любимым на краю света…
На станцию можно добраться (или выбраться с нее) лишь вертолетом, два раза в году, весной и осенью. Но в тот год случилось чудо. И зимой прилетел еще один вертолет — выборный, и мой любимый смог прилететь Москву.
Мечта сбывается. Мы едем жить на Шантары. Ориентируемся на весенний рейс. О нем, действительно, известно лишь то, что он весенний. Точной даты вылета никто заранее не знает.
Когда выезжали из Москвы, снег уже начинал таять, на деревьях набухали почки…
Мы едем в Хабаровск, чтобы там, поближе к месту старта, ожидать точной даты вылета, который назначен ориентировочно на конец марта.
В Хабаровске живем три недели — рейс откладывается. Делаем закупки. Все для рыбалки, охоты. Газовую горелку с баллончиками, чтобы иногда утром теплую пищу есть. Крышки, чтобы консервировать дары природы — витамины на зиму. Семена — ведь на одном пайке не проживешь. И еще разные мелочи, которые в городе покупаются по мере надобности, а на станцию их можно завезти лишь раз в два года (раз в два года метеорологам положен бесплатный проезд по стране, а зарплаты мизерные, поэтому никто чаще не выезжает).
Но это все, действительно, мелочи. Ведь на станции не хватает оборудования. Очень важно решение вопроса с электричеством и связью. Нужен снегоход — зимой дрова из леса возить. Нет приличных оттяжек для антенн — старые совсем сгнили. В запасе нет ни единого прибора, даже обычного термометра. Разобьется один, что тогда делать? Как наблюдать? Увы, «гидрометео»-управление не решает этих проблем…
Наконец, объявили день отлета в Николаевск-на-Амуре (место старта вертолета). Снег в Хабаровске к этому времени сошел — настала весна. Чудно смотрелась я на весенней улице в своей шубке…
Аэропорт. Сдаем вещи. Ждем…
Рейс откладывают. Николаевск не принимает. Пурга там.
Улететь удается лишь на следующий день.
Николаевск.. Погода, может, здесь и лучше вчерашней, но метет со страшной силой…
Когда будет вертолет — опять никому не известно…
Если в Хабаровске уже настала весна, то в Николаевске зима еще не собиралась сдавать свои права. Снегу — в два роста человеческих.
Поселяют нас на аэрологической станции. Интересно, туда так всегда люди попадают? Ведь для этого надо влезть на сугроб — край дороги, и триста метров пройти по еле заметной тропиночке. Да такой, что шаг влево, шаг вправо — и ты в глубоком снегу. А туда люди каждый день на работу ходят!
В Николаевске делаем самые последние закупки. Это мыло, зубная паста, шампунь — на год-полтора. Представляете объемы?! Покупаем вкусности разные, которых, конечно, хватит не надолго.
Выполняем заказы тех, кто не может вырваться со станции: у кого сапоги болотные совсем износились, у кого — штормовка. У одного из метеорологов спиннинг сломался — а без рыбалки на острове не проживешь. И всем сладостей, пива.
А тем временем в давно закупленном пайке портились овощи. Вертолет-то давно обещали со дня на день — овощи и закупили. А вертолета нет.
Решили провести ревизию. Капусту трогать не стали — снаружи черная, да внутри, вроде, ничего. На морковке же живого места нет — сгнила она. Пытаемся вырезать из нее что-то съедобное — чистим, трем. Тертую — засаливаем. Мало совсем ее стало. И все же первое время заправка в суп будет.
Обещают вертолет. Уже не верится. Но как-то бодро заговорили о нем, да еще грозиться стали, что весь имеющийся у нас груз, не возьмут. Раз новые проблемы, то, может быть, вертолет и будет.
Итак, надо часть пайка оставлять до следующего борта. А как жить? А как следующий поднимет?
К нашему отъезду из Николаевска, и в этом холодном городе началась весна. Пригрело солнышко, потекли ручьи. Гигантские сугробы стали таять очень быстро, образовывая по всему городу непроходимые лужи. Ноги у нас все время были мокрыми…
Победа! Мы летим!
Летим над Шантарским морем. Какое оно странное! Как трудно было в прошлом году поверить в незамерзающее море! С вертолета видно, что, хоть и пытается морозец схватить море, не поддается оно, течениями разрывает тонкий покров образовавшегося льда. Море, кажется, покрыто льдинами разной толщины, плохо соединенными друг с другом.
Девятнадцатое апреля. Мы — на станции. В царстве снегов…
Радостно встречают нас обитатели станции. Народ радуется прибывшим посылкам, продуктам, пиву, ну и нашему приезду, конечно…
Казалось, весна уже пришла везде. Но нет, только не на Шантарах. На метеостанции снега еще выше головы. Полутораметровая наледь на реке. В наледи — прорубь. Здесь, спустившись к реке по вырубленным во льду ступенькам, люди добывают воду. Хотя уже температура воздуха не зимняя, все же ночью мороз достигает градусов десяти. Вода в проруби замерзает. Получается, кто первым идет утром за водой, должен разбить лед, очистить от него прорубь. Действие и в такие морозы не легкое. А как в тридцать градусов? Как в сорок?
Зимой весь снег с территории станции не убирают. Это невозможно. Топчут тропинки по снегу, высота которого достигает уровня крыш хозяйственных построек. Одна лишь дорожка прочищается регулярно — к туалету. И туда, в холодный деревянный домик — и в тридцать градусов мороза. И в сорок. До метеоплощадки далеко, тропинку часто заметает. Приходится ходить на лыжах. А последней зимой однажды так мело, что в ночное дежурство пришлось туда ползти на животе.
И все же идет весна. В мае теплеет. Уже днем около нуля, небольшой плюс. Снег перестает держать ходящих по нему людей — приходится откапывать дорожки. А снега от метра до полутора. Копаем дорожки во все стороны — к бане, к реке, к метеоплощадке. Но только откопаешь, порадуешься, а ночью метель. Все замело. И копать заново.
Нынче на станции большая перестройка — мы привезли из Москвы компьютер, телефон и спутниковую антенну. Хоть и идет в стране реформа труднодоступных метеостанций, но денег нам на это никто выделить не согласился. А без связи с миром я не готова была жить. Пришлось самим покупать. Но покупка эта не только для себя. Наконец, люди не будут оторваны от мира, от родных! Телефон будет звонить на станции! Письма электронные будем получать. Интернетом пользоваться, правда, не придется — очень дорого!
Надеялись, что нам позволят и погоду передавать через наше новшество, но нет, это тоже «метеобюджету» оказалось не по карману. Азбукой Морзе передавайте, как прежде.
А еще мы привезли много-много дисков с фильмами. И, теперь, в те вечера, что был свет, население станции собиралось у нас смотреть кино…
Хотя у меня уже были предчувствия, что я проживу здесь не долго, я училась метеорологии. Ох, сложной эта задача оказалась! Ведь мне были даны не учебники, а наставления. То есть описание того, что нужно делать, и ни слова — почему.
А облака как запомнить? Их столько разновидностей!
Тяжелее всего давалась азбука Морзе. Ею занималась более двух часов в день. Передавать как-то научилась. А принимать — поток точек и тире для меня сливался в один протяжный звук.
Постепенно ото льда стали очищаться отдельные участки рек. Стало возможным порыбачить. Но пойти на рыбалку не простое дело. Снега еще много, рыхлого. Даже на широченных самодельных лыжах проваливаешься. Что ж? Приходится вставать в четыре утра, и идти по насту. Возвращаться же позже восьми никак нельзя — не доберешься до дома…
А рыбки-то, свежей, как хочется! Ведь совсем надоел скудный паек. Привезенные овощи кончились быстро. Хорошо, что на станции сохранились небольшие запасы прошлогодней картошки, которая здесь, в огороде у Вовы выросла. Уже страшная, сморщенная, чистится плохо, но картошка. Варим супы странные. Или на консервах сайры, или пытаемся облагородить консервированный борщ. Несколько разнообразить меню удается с помощью привезенной мною пачки сметаны. Она послужила закваской для творога. Обычно сухое молоко трудно заставить скиснуть, а с закваской — за один день. Регулярно делаю творог, на сыворотке — блины. Всегда немного закваски опускаю в подпол — для следующей порции творога.
Утром чай греем на горелке. Блины — холодные. Суп, чтобы был теплым к обеду, ставим на печку, которая топится по утрам в служебном помещении. Может согреться, а может и прокиснуть. Готовить еду приходится каждый вечер. В это время, один раз в день топится печка. А надолго не приготовишь — испортится.
Когда стаял снег, на марях открылась прошлогодняя клюква. Воды над ней еще много. Ледяная. А витаминов хочется! Собираю. Мусс делаю…
Дольше всего дыхание зимы чувствовалось на море. Но вот и этот лед (он лежит обычно в заливах) стал трескаться. Зашевелились, поплыли по морю, огромные глыбы льда — стамухи.
Довольно скоро пришла тоска по дому. Как там, без меня, сын Дима? Он, может, и ничего. Но мне без него ой как тяжело! А как мама? Пишет: «только будь счастлива, не думай возвращаться к нам», а сквозь строки вижу, как скучает.
Все чаще и чаще стала просматривать почту. Любовь любовью, природа природой, а без родных, друзей жить оказалось невозможно…
Когда остров почти освободился от снега, я решила, что пришла пора путешествовать по острову. Но Вове это было не надо. А одной куда? Кругом медведи…
И все же в мой день рождения Вова сдался. Празднуем его на Анауре, рыбной реке километрах в двадцати от станции. Дорога на Анаур лежит по берегу моря. Здесь, в заливе, еще плавают стамухи. В прилив сильное течение прибивает их к берегу. Всю дорогу скачем с одной на другую, пробираемся средь снежных нагромождений, местами достигающих высоты пятиэтажного дома.
Наступил июнь. Но тепла он не принес. Даже скорее — холода, по сравнению с маем. На Шантарах средняя температура этого летнего месяца не превышает трех градусов тепла.
И все же стала просыпаться природа. По-прежнему регулярно ходим на рыбалку. По-прежнему рыбы нет, но зато наблюдаем, как появляются первые росточки, цветочки. На лиственницах появились зеленые пушки, и кажется, что весь лес в какой-то зеленоватой дымке…
В реке плавают цветочки нардосмии. Нежные розовые, они собраны в плотные комочки. А осенью это будут резные лопухи высотой с человеческий рост.
В конце июня в центре острова вырастает черемша. За черемшой путешествие у Вовы традиционно. А у меня праздник.
По еле заметным следам, которые Вова называет дорогой, мы движемся в светлый зеленый лес, поднимаемся к верховьям Амуки. Лиственницу постепенно сменяют лиственные деревья. И вот чудо — перед ними ковер белых цветов, как кулечки для семечек завернуты. Цветы крупные, с мужской кулак. Это лизихитон камчатский. Скоро эти чудесные цветы отцветут, а к осени их листья вырастут более чем до метра.
Под ногами ковер черемши. Ищем ту, у которой потолще стебелек.
Заготавливается это растение в три этапа. Сперва собрать его нужно и сложить в одну большую горку. Потом отрезать и выкинуть листья, плотно уложить в рюкзак оставшиеся стебельки. Последний этап дома, когда черемшу снова надо перебрать, очистить от ненужной пленочки, и засолить. Это деликатес, витамины, и опять же, добавка к скудному пайку.
И снова сижу, как на привязи, дома. Готовка, уборка, стирка…
Увы, не для этого я создана. Мне бежать надо. Бежать по свету. Бежать и впитывать красоту мира. И дарить ее людям, ненадолго возвращаясь в город. И снова убегать за новыми приключениями.
Любовь… Может ли выжить любовь к другому человеку, когда ты лишаешься себя? Увы…
И все же любовь жила. Но и мне тоже хотелось жить. Жить активной жизнью.
Я стала проситься домой. Это странно звучит — проситься, как будто кто-то меня удержал бы. И так же странно — домой, как будто уехать отсюда так просто. Но мне хотелось, чтобы меня поняли, чтобы отпустили с чистым сердцем, чтобы любовь осталась жива, и чтобы осталась жива надежда.
Меня не понимали. Но меня готовы были отпустить с первыми же туристами…
В середине июля прилетел вертолет.
Я стала собираться. Слезы застилали глаза, мысли путались. «Я же настроилась уезжать! Я же не могу здесь жить! Я не могу без родных мне людей! Но.. Здесь Вова! Здесь моя любовь! Здесь мой остров! Здесь мой Дом!»
И опять произошло чудо. Мы сделали посадку на восточной оконечности острова, на озере Соленом, но том самом, откуда Вова забирал меня в прошлом году. На остров упал туман. Людям надо было срочно возвращаться в город. У них пропадали билеты на самолет, кончались продукты. Но туман не выпускал. Я проводила время с вертолетчиками, ловила с ними рыбу. Рыба была единственной едой в течение этой недели…
В душе все болело. «Почему судьба не унесла меня отсюда сразу? Почему она держат меня на острове?»
У туристов был телефон. «Вова, приходи за мной. Я остаюсь», — и я выгрузила из вертолета рюкзак.
Как по волшебству, туман рассеялся, машина взмыла в небо…
Увы, путешествие через остров в этот раз не было столь романтичным. Это были попытки склеить порванное. Цельным оно почему-то не становилось.
После прихода, быт на станции стал для меня еще более невыносим. Еще сильнее хотелось к сыну, к маме, к друзьям.
Опять шли дожди и сеялись туманы. Уже шел август, а тепла все не было. Так и не пошли грибы. По рекам не поднималась горбуша.
Приходили яхты с туристами, но они шли не домой, а в плавание…
Сквозь туман раздался странный звук. Яхта? И мы устремились к берегу.
Это была не яхта. Сквозь сплошную завесу тумана прямо на нас выскочил вертолет. Та же, что и в июле, команда вертолетчиков, привезла очередных туристов. Эти туристы не желали пережидать туман, рискуя жизнями.
«Возьмете?» — взмолилась я.
«А Володя отпустит?»…
Рюкзак стоял собранным. Минута — и я погрузилась.
Машина взмыла в вышину, пробив облачность. Сплошные белые облака не дали мне последний раз взглянуть на остров…
Я уехала. Я знала, что я поступаю правильно.
А еще я верила в то, что мы с Вовой будем вместе, что любовь победит.
Я долго жила мечтою возвращения…
А теперь…
Теперь разве что в гости…